Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Иди ты к аллаху со своей папиросой и шляпой! Человек, можно сказать, наконец образумился.
— Это ты-то человек, который образумился? — засмеялась Надя.
— Я не шучу, Надя, — серьёзно сказала Гуля. — Ты же знаешь, мне недолго сорваться, особенно если такой концерт. Приходится держать себя во как! Думаешь, мне приятно париться? Но ведь осталось ещё добрых пятьдесят страниц. Видишь?
— Да ведь ты ж в году их учила.
— Мало ли что! И ты ведь учила, а, наверно, ничего не помнишь.
— Ни черта не помню! — сказала Надя, искоса поглядывая в зеркало.
— Что ж хорошего? Провалишься на экзамене.
Надя только пожала плечами:
— Ты, Гулька, вечно чего-то невозможного требуешь и от себя и от других. Ну, насильно в рай не тянут. Сиди зубри!
И, чмокнув Гулю в щёку, Надя убежала.
Не успела закрыться за ней дверь, как раздался телефонный звонок.
Застенчивый мальчишеский голос звал Гулю на Днепр — кататься на лодке.
— Не могу же! Занята я! Отстаньте от меня все! — крикнула со слезами в голосе Гуля и, положив трубку, накрыла телефон диванной подушкой. — Не подойду больше, хоть тресни! — заявила она и пошла к своему столу, заваленному книгами.
До вечера просидела она над физикой, не вставая.
А после ужина призналась Фросе:
— Эх, Фросенька, кабы ты знала, какой я концерт пропустила… Спой хоть ты мне вместо Лемешева!
И Фрося затянула своего «козаченька», на этот раз без перерывов.
Дядя Опанас и Надя
Светало. Небо было прозрачное и чистое, и на нём ясно вырисовывались ветви акаций.
Сколько таких ранних рассветов успела встретить Гуля за время своей подготовки к экзаменам!
Обливаясь холодной водой в ванной комнате, Гуля думала: «Теперь было бы уж совсем позорно сдать не на „отлично“, когда я комсомолка. Как я им всем в глаза посмотрю?.. Ух, страшно!»
От холодной воды и волнения Гулю стало трясти как в лихорадке. Она принялась быстро вытираться мохнатым полотенцем.
«А дрожать как осиновый лист тоже, конечно, глупо. С восьмиметровой вышки прыгнула — и ничего, уцелела. Ну а на экзамене, что бы там ни вышло, голова, во всяком случае, останется на плечах. Хоть и пустая, какая ни на есть, а голова…»
Гуля быстро сделала несколько гимнастических упражнений, оделась, поела на кухне и вышла из дому.
Фрося проводила её до порога и долго ещё стояла на площадке лестницы, глядя через перила вниз.
На тихих прохладных улицах ещё не было ни души. Одни только дворники в белых фартуках мели тротуары.
«И виду никому не покажу, что сдрейфила немножко, — думала Гуля, бодро шагая по улице. — Вот сделаю такое лицо, и никто не догадается, что на экзамен иду. А всё-таки счастливые дворники, что им не надо сдавать физику!..»
И она взялась за ручку школьной двери.
В конце длинного коридора, у маленького столика, сидел, подперев ладонями сизые старческие щёки, школьный сторож дядя Опанас. Старик дремал.
Услышав шаги, он вскинул голову.
— А, пташка ранняя! — улыбнулся он Гуле.
— Здравствуйте, голубчик, дядя Опанас, — сказала Гуля и присела на подоконник. — Какие дни чудесные стоят! А из-за этих экзаменов сидишь и паришься в душной комнате. Тут бы на Днепр поехать…
Старик кивнул головой:
— Ничего. Ще богато буде ясных днив. Днипро никуды не динеться.
Гуля дружила с дядей Опанасом. Она носила ему из дому табачок, писала под его диктовку письма внукам в Полтаву. Но не за это любил и уважал её старик, а за то, что она была «розумна дивчина». Уж если возьмётся за какое дело, так нипочём не бросит.
Дядя Опанас уже сорок лет работал при школе, и школьная жизнь со всеми радостями и неурядицами заменила ему семью и дом. Он берёг школьные карты, хранил ключи от всех кабинетов и особенно любил присутствовать в физическом кабинете, когда преподаватель ставил опыты. Нередко случалось, что у преподавателя что-то не ладилось во время опыта. И тогда на помощь приходил дядя Опанас. Он уверенно брал своими старческими, дрожащими руками прибор, вертел его перед глазами и почти всегда в конце концов находил причину неудачи.
— Ось тут подкрутимо, щоб в притирочку, всё и буде справне, Микола Петрович. Ось, бачите? [18]
И всё шло на лад: горело, кипело, искрилось и клокотало как полагается.
— Дядя Опанас, — сказала Гуля, положив руку ему на плечо, — я давно хотела у вас спросить. Как это так? Вы ведь физику не проходили, а опыты ставите лучше иной раз, чем сам Николай Петрович.
— А як же? — спокойно ответил дядя Опанас, скручивая из бумажки цигарку. — Вин же теорехтетик, а я ж прахтетик. Зрозумила?
— Эге, — сказала Гуля, пряча улыбку. — А скажите, дядя Опанас, Николай Петрович очень строго экзаменует? Я ему ни разу ещё не сдавала.
— От побачишь, — загадочно сказал дядя Опанас и лукаво поглядел на Гулю.
Гуля тревожно вздохнула и соскочила с подоконника.
«Скорей бы уж!» — думала она, прохаживаясь по коридору.
Хлопнула входная дверь. Навстречу Гуле торопливо шла Надя. Она была по-прежнему нарядна, но волосы её были причёсаны кое-как и кружевной воротничок завернулся внутрь.
— Я погибла… — прошептала Надя, как умирающая. — Завалюсь, вот увидишь — завалюсь!
И она принялась быстро перелистывать растрёпанный и разрисованный вдоль и поперёк учебник физики.
— Понимаешь, не везёт всё время… приметы ужасные… Кошка перебежала дорогу… Ни одного горбатого не встретила… Как нарочно! Моё счастливое голубое платье в стирке! А тут ещё бабушка!.. Я так просила её окунуть палец в чернила, а она — ни за что!
— Бабушку? В чернила? А зачем это?
— Как зачем?! Ты не знаешь? — удивилась Надя. — Это замечательная примета. Если кто-нибудь у тебя дома держит палец в чернилах, пока ты сдаёшь экзамен, ты непременно сдашь на «отлично». Ну, в крайнем случае на «хорошо».
Гуля расхохоталась, и от этого ей сразу стало легко и спокойно.
— Бедная твоя бабушка! — сказала она. — Ты бы ещё попросила её выкупаться в чернилах.
— Тебе всё смех! Вот провалишься сама — так не будешь смеяться! — обиженно сказала Надя и отошла к другому окошку, у которого уже собралась целая компания школьников.
Едва только Надя подошла к ним, вся компания затараторила, загудела, зашевелилась.
Дядя Опанас хмуро, исподлобья взглянул на ребят. Потом взял в руки колокольчик. И, не говоря ни слова, так яростно встряхнул им, что все невольно вздрогнули и оглянулись.
— Гулька! — закричала Надя. — Будешь подсказывать? Умоляю!
Дядя Опанас бросил на Надю взгляд, полный презрения, и снова затрезвонил.
Ребята разбежались по классам. Из учительской вышли